«Да у нас до сих пор нет ни литературы, ни ее критики!» – хочется воскликнуть, вспоминая неистового Виссариона Белинского при чтении новых чувашских книг.

Читаешь книги и ищешь: что же есть национального, характерного для нашего времени в произведениях чувашских писателей ХХI века? Какие общечувашские и всегосударственные идеи, герои, вопросы и проблемы отражаются в нашей национальной беллетристике? Ищешь и не находишь искомое.

Посоветовали прочесть повести и рассказы из сборника «Чайная роза» (Сарӑ роза) и роман «Капелька слезы» (Пӗр тумлам куҫҫуль) Михаила Мерченя. Получилось так, что они попали мне в руки вслед за старой и многократно обруганной англичанами «распутной», но на самом деле очень даже сдержанной и толковой книгой Дэвида Лоуренса про любовь леди Чаттерли. Может, поэтому современные хвастливые рассуждения о возникновении земного шара, первой яблони, вкусив сладкий плод которой появилась любовь, мне показались никчемными, а обещанная в самособственном эпиграфе «тысячелетняя бессмертность», кажется, и вовсе не будет соответствовать действительности. Таких любовных коллизий (и даже куда хлеще и жизненнее) навалом на постоянной странице «Любовь и яд» в молодежной газете «Ҫамрӑксен хаҫачӗ».

В поисках более серьезного взяла книги недавно возведенного в ранг народного писателя Чувашии Анатолия Кибеча. «Книга жизни» (Пурнӑҫ кӗнеки), «Образ завтрашнего дня» (Ыранхи кун сӑнарӗ), «Быть чувашом нелегко» (Чӑваш пулма ҫӑмӑл мар), «Думы о чувашском» оказались статьями, верлибрами (стихами в прозе) или дневниковыми записками, обычными бытовыми нравоучениями типа «Самое дорогое — это жизнь», «Чувашская судьба — трудная судьба», «У чуваша лапотный комплекс», «Нетрудно обманывать чуваша», «Сон видел — радовался», «Сон приснился — удивился». И так по всем страницам этих книг! Подобные поучения имеются у Льва Толстого и многих других педагогов прошлого, поэтому налицо пересказывание и повтор.

Конечно, вы можете возразить: «Разве русские классики выдавали такие сентенции, как «Эпоха коммунизма изгнала из школы родные языки и культуры, а демократия вернула их в школы»? Конечно, нет. Вот и водят нас за нос современные «толстовцы», переворачивая факты с ног на голову.

Вспомнив книгу А.И. Кибеча «Вы читали «Нарспи»?», где будущий народный писатель «разоблачил и уложил на лопатки» юного классика, искать остальные произведения не стала. На всякий случай заглянула в «Молитвы» и, наткнувшись на знахарские заклинания и христианские чувашизмы («О, наш бог, возвращая нам чувашскую душу, научи нас, заблудших овец, поклониться Тебе! Нам сегодня просто необходим Старший Гуртовщик»), сильно удивилась. Что ни страница – голая пропаганда и несусветная идеология! Какое-то странное художественное творчество – почитаю книги народного писателя внимательнее в другой раз.

Получив «народных поэтов», стали по-восточному мудры Юрий Семендер, Николай Исмуков и никак не добившийся вожделенного звания симбирский поэт Анатолий Юман. Складно пишут – и чувства, и мысли сверкают. Но все это уже было, и было во многих переводах Хайама, Саади, Рудаки...

Книг «свадебных генералов» (у власти всегда имеется пара-тройка таких) давно перестала читать. Читаю Николая Теветкеля, Николая Максимова, Марину Карягину, Бориса Чиндыкова, Арсения Тарасова, Валери Тургая... Нападают что-то на них, к званиям не приближают. На беспрецедентного Валери Тургая набрасывается аж целая шайка остепененных и бесстепенных литераторов, но тот не сдается, потому что душой и думами поэт. Открытый борец, выступающий и беседующий со слушателями.

Теперь ведь стало много камерных самиздатских поэтов, не умеющих и не желающих бороться за национальное. Последним из могикан на ниве защиты чувашской речи остался народный писатель Денис Гордеев. Да и его в одном обремененном властью государственном учреждении обозвали престарелым мерином...

Слежу за единственным чувашским литературно-художественным журналом «Тӑван Атӑл», за фестивалями молодых авторов и презентациями новых книг. Толковых рецензий, обзоров и диалогов не вижу. Для диалога в чувашской печатной прессе места совсем не осталось. А с серостью и эпигонством в чувашской литературе никогда не боролись ни критики, ни теоретики. Теперь – после Агаковых и Шавлы – писатели и сами перестали обсуждать свои рукописи.

Блаженствовали и продолжают наслаждаться привольем что ни на есть серые графоманы, статс-секретари, адъютанты от литературы. Писатели перестали различать добро и зло! Собственно, перестали учиться, перестали мыслить. Стали натуральными фотографами.

Как и во времена Александра Пушкина, «нет у нас, у чувашей, критики». Как не было, так и нет, и в ближайшем будущем не предвидится.

«У нас нет литературы — я повторяю это с восторгом, с наслаждением, ибо в сей истине вижу залог наших будущих успехов».

(Продолжение в следующем листке)